Облава.
Устроился волонтером в "Стеллит" - питерскую социальную общественную организацию. 17 марта вместе с сотрудниками приюта "Федор", представительницей комиссии по делам несовершеннолетних, аутрич-работником "Стеллита" и независимым фотографом Сашей мы ездили по Питеру на двух машинах и ловили детей.
С Антоном мы договорились встретиться у метро. Антон занимается в "Стеллите" аутрич-работой, что на сленге некоммерческих общественных организаций означает работу на улице. Задача аутрича - установить контакт с теми, кому организация предполагает оказать помощь. По дороге к приюту мы познакомились. Поскольку это был мой первый волонтерский опыт, Антон подробно рассказал о том, что нам предстоит сегодня и предупредил, что по субботам "Стеллит" работает с милицией, поэтому необходимо приготовиться к достаточно жесткому обращению с уличными подростками. Цель акции - выявление безнадзорных детей и их принудительное временное устройство в приют. "Федор" - это приют-распределитель для иногородних, поэтому слишком долго там не остаются, найденных отправляют в детские дома из которых они убежали или возвращают родителям и опекунам. Антон сказал, что условия в Федоре неплохие, может даже получше, чем в кадетском корпусе, где он учился. Мы немного постояли перед приютом. Довольно быстро подъехал белый микроавтобус, на котором крупными буквами написано "Стеллит" и к нам присоединился водитель Максим. Все трое представителей "Стеллита"вошли в приют. Дверь на первый этаж двухэтажного здания открыта. В диспетчерской познакомился с административным персоналом "Федора". Выглядят все сотрудники довольно молодо, но Маша мне показалась руководителем. Яна, бывший работник следственного отдела милиции а ныне сотрудник приюта, поедет с нами. Анжела из милиции, комиссия по делам несовершеннолетних.
Девушки говорили о втором высшем педагогическом - это необходимо для работы с детьми. Кто-то уже получил, кто-то как раз бегает на лекции. На последнем занятии преподаватель говорил о работе с детским коллективом. В случае неповиновения, одного надо предупредить: "сейчас получишь в морду". Это необходимо, иначе с коллективом не справиться. Новостью эта методика в "Федоре" не стала. Как будто это кому-то без второго высшего неизвестно.
Кто-то, вероятно подвижный лет 45, сотрудник социального отдела приюта, тезка нашего водителя, Макс, принес фотороботы мальчика и девочки лет по 15-16. Сбежали из "Федора", во время похода в театр. Антон попросил Макса показать мне приют. Макс радушно согласился и мы поднялись на второй этаж. Оценить условия я не успел - здоровался с воспитательницами, смотрел на детей. Неожиданно для меня оказалось, что в приюте немало дошкольников. Есть и трехлетние.
Потом кофе в диспетчерской, перед погрузкой в машину. Два компьютера, рабочий беспорядок, прозрачные папки с детскими личными делами. У кролика в клетке капуста с морковью. Президент на фотографии выглядит очень молодо. Макс принес ящик с резиновыми перчатками и протянул мне пару. "Да, да, да! Обязательно!" - потребовал он, заметив сомнение. - "Все что угодно можно подцепить!" В каптерку вошла девушка лет 23. Сотрудницы Федора обрадовались: "Ты ведь английский знаешь, сможешь нам переводы делать?" Саша ответила утвердительно. "По коням!" - с радостным возбуждением скомандовал Макс и мы пошли к машинам. Максим за рулем, Антон рядом с ним, мы с Максом и Сашей в салоне. У Яны с Анжелой, бывшего и настоящего представителей правоохранительных органов, отдельная легковушка с водителем.
От приюта, расположенного на проспекте Стачек, поехали по направлению к центру. Есть время лучше познакомиться с соседями по салону. Саша занимается черно-белой фотографией. Сегодня выбирала идти снимать цирк лиллипутов или уличных детей. Выбрала детей, хотя немного жалеет. Макс представился начальником убойного отдела. Происходящее Макс называет словом рейд. Роль Жеглова в микроавтобусе ему заметно нравится. Макс говорит о местах скопления "подростков-наркоманов". Достоевская, Сенная, дырка у Мариинской больницы, благотворительные столовые. Он взволнован. Чем ближе мы подъезжаем к центру, тем заметнее охватывающий его охотничьий азарт. Саша приготовила фотоаппарат. Машина замедлила ход, чтобы Макс успевал рассмотреть лица прохожих.
"Есть один! Вон он!" - командует Макс. - "Тормози!" Неподалеку останавливается и наша легковушка. Все кроме водителей выходят и неторопливо с разных сторон подходят к работающему мальчику, на спине и груди которого висят большие рекламные картонки. Я подхожу с минутным опозданием. Вокруг мальчика сгрудились человек 6, вопросы ему задает Анжела. Жестко, отрывисто: "Тебе сколько? Ах да? Что-то непохоже! Что тут делаешь? Где мать?" Мальчик , несмотря на внезапность атаки нескольких взрослых, отвечает без паники: "Работаю. Все легально. Вот мой мобильник. Вот мамин номер. Да, звоню маме. Мама, меня тут милиция спрашивает, сказали тебе позвонить..." - "Дай сюда, давай.", - Анжела берет инициативу в свои руки и начинает говорить с мамой.После телефонного разговора мы все возвращаемся в автобус не теряя времени на благодарность или извинение перед подростком. Видимо Анжела сочла бессмысленным забирать ребенка в приют - мама приедет через час и возьмет сына домой. А незаконной работой, похоже, занимается другое ведомство. Или это же, но в другие часы. А нам сейчас нужно наполнить приют постояльцами. "Все они на вид ангелочки", - раздражен Макс. - "А когда начинаешь брать - кидаются, кусаются, царапаются". Едем к Владимирской.
Остановились у метро "Достоевская". Макс быстрым отрывистым шагом направился к Владимирскому собору. Мы с Антоном стараемся не слишком отстать. "На паперти иногда просят", - объясняет Антон. На паперти пусто, не замедляя шаг Макс входит в церковь. Полубегом поднимаемся по лестнице.
Ты верующий? -спрашивает на ходу Антон. -"Не крещеный", - отвечаю я. - "А я наоборот."
Возвращаемся в машину. Вторая неудача рассердила Макса сильнее первой. Поехали молча.
"Стой! - кричит Макс, - вот она!" Мы выскакиваем из машины. Перед нами совсем маленький ребенок. Черноволосый и черноглазый, закутанный в разноцветное теплое тряпье с маленькой тарелочкой в руках. "Где мать?!" - выпаливает Макс. Ребенок замирает. Заработала Саша. Она успевает сделать кучу снимков за 15-20 секунд. - "В машину ее! Быстро". Я сажусь в микроавтобус, туда же вносят девочку. - "Сторожи ее! Только не выпускай из машины! А мы искать мать!" Пытаюсь взять девочку на колени. -"Ты что? Быстро одевай перчатки! Чесотку захотел?" Вынимаю из кармана резиновые перчатки и натягиваю.
Мы с девочкой остаемся в микроавтобусе. "Пощадите, пожалуйста, пощадите", - повторяет ребенок. Я пытаюсь взять ее на колени, но она вырывается и хочет пройти к двери. Закрываю проход к двери рукой и повторяю, что сейчас придет мама. Девочка с небольшим акцентом повторяет: "ну пожалуйста, пощадите." Слез почти нет, истерики нет совсем. Минут через пять к машине подошли все участники рейда и мама девочки с еще одним ребенком на руках. Моя пленница, увидев маму, перестала просить пощады и устроилась поглубже на заднем сиденье. Когда Макс открыл дверь в машину, девочка рванулась к маме. "В угол! Быстро!" - пресек несанкционированные движения Макс. На задних сиденьях расположилась пойманная семья и Макс с краю. Мы с Сашей сидим напротив, по другую сторону выдвижного столика. Свободных мест в машине больше нет, поэтому едем в "Федор".
Саша безостановочно фотографирует. Мама с младшей девочкой на коленях не обращает на это внимания, но когда Саша начинает съемку старшей, та возмущенно восклицает:- "Не надо снимать!" - "Надо, надо!" - резко парирует Макс. Съемка продолжается.
В автобусе установился почти домашний уют. Имена у девочек оказались длинными и трудными. С легкой руки Макса они стали Катями, Ленами и Машами. Все откликаются.Они из Средней Азии. Старшей девочке, по словам мамы 6, младшей - 2. Вопрос: "рисовать любишь?" вызвал у старшей радостную улыбку. Шариковая ручка на столике была, листок и даже цветные мелки оказались у нашего водителя Максима. Младшая смотрит не без зависти. На всех рисунках Солнце. Маме 26 лет. Она разговаривает мягким голосом, спокойна, даже доброжелательна. Старается повторять главное по несколько раз, то ли из-за неуверенности в своем русском, то ли из-за неуверенности в нашей способности понимать сказанное. Младшая девочка больна. Она два раза пыталась вызвать скорую помощь. Без документов скорая детей не берет. Документов у нее нет. Она хочет, чтобы детей лечили. У нее уже умерло двое детей. Обе девочки кашляют. Макс щупает им горло. "Миндалины надуты", - говорит он. Сегодня будут в больнице. "Будем лечить", - объясняет он маме. Младшей он строит козу и складывает что-то из бумаги. В машине накурено.
В "Федоре" семью встречает руководитель Маша. Она объсяняет дальнейшие действия приюта, говорит маме о необходимости принести в понедельник все документы, которые есть. Маша подробно рассказывает задержанной женщине о возможных вариантах депортации в среднюю Азию. Та рассказывает, что жить ей с дочками там негде. Кто-то спрашивает девочек, хотят ли они мыться. Обе отвечают утвердительно. Потом детей повезут в больницу.
Снова в дорогу. Наша головная машина обсуждает план дальнейших действий. Поимка мамы с дочками вдохновила сотрудников приюта на поиски таких же семей. С другой стороны основной контингент "Федора" - уличные подростки. Саша предлагает заехать на рынок, где она видела цыган. Видимо, маленькие цыганские дети живописнее подростков. Решение принимает Макс - едем к железной дороге искать таборы. Довольно долго кружим по окраине города, подъезжаем к территории, похожей на заводскую, огороженной высоким забором. Вход только через проходную. Перед проходной стоят несколько мужчин, которые из машины кажутся похожими на выходцев из Средней Азии. "Чебуреки. Ненавижу", - в сердцах восклицает Макс. Чурками, урюками и чебуреками Макс называет выходцев из южной части бывшего СССР только, если они не могут услышать. Эта форма толерантности проявляется и в том, что несмотря на обилие мата в присутствии детей, он не направлен на них самих. Реплики обращенные к детям совершенно цензурны. Проникнуть за высокий забор невозможно, да и незачем, при таком соотношении сил. Мужчины смотрят на нашу машину как-то угрюмо. Разворачиваемся и едем в центр, ловить бездомных подростков. Добыча значительно более легкая.
Яна едет в нашей машине. Заспорили о способах борьбы с подростковой наркоманией. Яна считает, что необходимо поднять возрастную планку совершеннолетия для тех, чей психологический возраст меньше 18 лет. Таких, по словам Яны, немало и среди 25-летних. Макс и Антон согласны с этим. Все трое считают, что европейские законы позволяют подобную практику. Необходимо и в России разрешить принудительно содержать в закрытых учереждениях тех, кто психологически не готов к самостоятельной жизни. Особенно достается организациям практикующим метод снижения вреда. То есть тем, кто организовывает благотворительные столовые, раздает одежду и предоставляет детям помещение. Яна считает, что они создают подросткам все условия для жизни на улице и продолжения приема наркотиков. Макс называет деятельность этих организаций преступлением. По словам Яны, все уличные подростки употребляют те или другие наркотики. От дешевого толуола, который можно купить в хозяйственном, до героина.
Едем в "Морскую Звезду", - решает Макс. Такое предложение не слишком вдохновляет Антона. "Морская Звезда" - это благотворительная столовая. Там кормят тех, кого мы ловим. "Макс, я же там с этими детьми работаю в остальные дни. Не надо, чтобы они меня с вами видели", - объясняет Антон.
Подъезжаем к Сенной площади. Машина сбавляет ход, Макс рассматривает прохожих. "Это же домашние дети, Макс, точно", - реагирует на движение коллеги Яна. -"Точно домашние. Одеты теперь все хорошо", - комментирует она для меня, -"по обуви только видно. -"А вот теперь точно наш клиент", - потирает руки Макс. Макс с Яной вылезают из машины, остальные остаются.
Вскоре они приводят мальчика лет 14-15 на вид. Мальчик залезает в салон, Яна садится напротив. Антон зычно командует: "Все выходим!" Еще не хлопнула дверь за всеми, а Яна уже успела ловким отработанным движением ударить мальчика носком ботинка по голени и спросить: "Ну что?". Опять немного удивило поведение мальчика, несмотря на сильное психологическое давление и явную угрозу дальнейшего физического, паники нет.
-Что дальше будет, знаешь?, - язвительно интересуется бывший сотрудник следственного отдела а ныне работник детского приюта
-Знаю.
-Ну и как?, - интересуется Яна
-Зачем меня забирать?, - отвечает вопросом на вопрос ребенок. - Максим Владимирович меня же уже в прошлый раз пробивал по базе...
-Сколько лет?
-18
-Ах, да?! Наркотики?
-Нюхаю.
Вскоре Максим Владимирович вместе с остальными участниками рейда приводит еще двоих подростков. Мне необходимо уступить место одному из них и перейти в леговушку. "С этой дрянью в машину?", - взрывается Макс. -"Выбросить, быстро!" Бутылочка из под минеральной воды, почти доверху наполненная толуолом, летит на асфальт. Туда же подросток кидает приспособление для вдыхания наркотика. Мы уезжаем, толуол остается лежать посреди улицы.
В приют приезжаем уже в 7 вечера. Мама, задержанная во время первого рейса, еще там, она ждет нас, ее обещали отвезти назад в город на машине. Чай в комнате администрации перед новой поездкой за детьми. Рейд будет продолжаться до двух часов. Работают здесь с утра до поздней ночи, с энтузиазмом. Макс с Яной горят своей работой.
Сашу зовут в Душанбе, сопровождающей при депортации мамы с дочками. Если "Федору" удастся пробить для нее пол-ставки. Макс говорит, надо обязательно лететь. Он уже два раза был. Очень красивый город...
Облава (продолжение)
Во время рейда, о котором можно прочесть ниже , мы с сотрудниками приюта для иногородних детей «Федор»,сумели задержать двух цыганских девочек (2 и 6 лет). Вскоре удалось выяснить, что в цыганском лагере, находится еще много детей. Задержанные «Маша» и «Гуля» уехали в больницу, а в «Федоре» стали думать, как заполучить остальных.
Про цыган люли (мугат), выходцев из Таджикистана и Узбекистана, кроме предположения, что это все-таки, скорее всего, цыгане, известно не так много. Мусульмане. Женщины с детьми в реальной петербургской жизни зарабатывают исключительно попрошайничеством. Воровством – только в средствах массовой информации, когда о люли вспоминают журналисты. Поскольку случаев участия люли в наркобизнесе до сих пор зафиксировано не было, в прессе отмечают неуловимость виртуозов ремесла.
Яна с Максом, сотрудники социального отдела приюта, сторонники решительных действий. Приехать к цыганам в табор с ОМОНом и забрать всех больных детей. И здоровых. Больных – лечим, здоровых – к нам в приют.. Когда придут деньги - всех на депортацию. Недостаток у этого варианта – дефицит ОМОНа в Питере. Столько бойцов, сколько хочется, никто не даст. Да и один то взвод выпросить совсем непросто. Так что, очень может быть, придется ехать самим...
К цыганам я с «Федором» и «Стеллитом» не ездил. Зашел в приют на следующий день. На лестнице меня приняли за учителя английского – заниматься с детьми приходит волонтер из Дании. Дискуссия в приюте продолжалась. Яна рассказала, что ОМОНа вообще не дали, а цыгане встретили ее сдержанно. Мужчины с дубинками и мрачными лицами. Бегают оборванные дети. Гоняют палками какую-то грязную тряпку. Вдоль дорожки могилы, много детских, хоронят прямо возле палаток. Условия чудовищные, грязь и нищета. Без ОМОНа не обойтись, сами цыгане детей не отдадут. Макс согласен. С ОМОНом - и немедленно в больницу. Резко возражает руководитель приюта Маша. Больница согласилась взять двоих девочек, но точно откажется от 20-40 цыганят. Кстати, не только больница. Такое количество детей из табора перевернет приют вверх ногами. Категорически, нет. Вдобавок, не надо забывать, что когда ОМОН в прошлый раз пришел к люли, то просто сжег лагерь. Тот факт, что в лагере немало младенцев, которых было некому вынести из горящих палаток, бойцов не остановил. Поэтому, пока что никакого ОМОНа. Вначале отработаем схему на этих двух девочках, потом будем применять к следующим.
Спросил, - «что будет с «Машей» и «Гулей»?»
- Сейчас они в больнице с бронхитом. Поправятся – сюда. И, связавшись с консульством, либо депортация вместе с родителями, либо депортируют их одних - в детский дом в Таджикистане.
-А что, если у мамы нет никаких документов? И связь детей с Таджикистаном нечем подтвердить?
-Тогда запрашивать Таджикистан. Если и оттуда ответа не будет, через год в наш детский дом. Будут объявлены «детьми Петербурга».
Цыганам не сказали в какой больнице дети, но уже на следующий день они, вначале посетив приют, нашли девочек в закрытой больнице и попытались забрать. Остановили на лестнице.
Постарался разузнать про упомянутый Машей случай гибели грудных детей при сожжении ОМОНом табора таджикских цыган. Оказалось, что лагеря люли и закарпатских цыган милиция жжет достаточно регулярно. Судя по всему, чаще всего за неуплату или после публикаций в прессе. Как правило, новый лагерь возникает неподалеку от сожженного. Про гибель детей во время этих мероприятий сотрудники программы «Защита цыган» из петербургской организации «Мемориал», не слышали. Скинхеды, да, было, убивали детей. Цыгановед Николай Бессонов, живший в таборе цыган из Таджикистана и хорошо знающий петербургскую цыганскую сцену, рассказал, что года три назад ОМОН действительно сжег табор люли, отказавшись при этом дать цыганам время хотя бы на то, чтобы собрать детей. Вроде бы, сгорело все, кроме самих детей, которых все-таки успели схватить в охапку взрослые.
Вчера вечером заходил в «Федор». Макс с молотком в рабочем комбинезоне ремонтировал одно из помещений. Дежурила в каптерке Яна. Руководителя Машу застал на пороге. Обеих, пойманных нами девочек, отдали маме.
А накануне милиция привезла еще двоих маленьких люли. Приютский врач поставил им коклюш. В больницу брать отказывались - «все социальные койки заняты», Яна рассказала, что ей пришлось закатить больнице серьезный скандал, чтобы детей приняли. Приходили из табора цыгане, сказали, чтобы этих двоих им отдали такими же толстенькими, как и предыдущих.
«Федор» отправил запрос в прокуратуру, предложил содействие в организации депортации таджикских цыган. Ответа нет.«Понимаешь, мы ведь, по большому счету, тоже никому не нужны», - сказала Яна.