Меня научили, как раздобывать научные статьи, так что я прочёл статью Винсента Лунетты 1961 года, сравнивающую Макаренко и о. Эдварда Фланегана. Статья, конечно, слабенькая, хоть и Гарвард. Но это же 1961 год. Надо бы, конечно, раздобыть книжку Oursler F. Father Flanagan of Boys Town. Doubleday and Co, 1959. Но она стоит 7 долларов, такие дешёвые амазон в Россию не пересылает. Что же мне, годовой Плейбой заказывать в нагрузку?!
Тем не менее, несколько поучительных наблюдений можно сделать. Во-первых, мнение о том, что все три (включая Мелехова) педагога создали сообщества открытые, без стен и решёток, не совсем верно. Дело в том, что - о чём Лунетта не пишет и, видимо, не подозревает - коммуны в России располагались в монастырях. Макаренко - с 1926 года в Куряжском монастыре, Мелехова - в Николо-Угрешском. Куряжский монастырь обнесён стеной, в Николо-Угрешском корпуса поставлены буквой "П", четвёртая сторона перегорожена стеной, выходит вполне концлагерное каре.
Кстати, чудесный адрес Угрешского монастыря: город Дзержинск. Широка Россия, а куда ни плюнь, попадаешь либо во что-то чекистское, либо во что-то военное, либо в чекистско-военное.
Ещё кстати, я выяснил судьбу Фёдора Мелехова, создателя коммуны в Угрешском монастыря. В 1930 году он исчез. Дети запомнили, как им объясняли, что Мелехова перевели куда-то на Север, в другую коммуну, а по дороге он умер. Но ни даты, ни места смерти нет. Учитывая, что как раз начинали снимать "Путёвку в жизнь", где главный герой - чекист Погребинский, перехвативший создание Мелехова, мысли в голову приходят самые нехорошие.
Вообще, судьбы и Макаренко, и Мелехова ещё раз возвращают к идее братьев Стругацких и многих российских интеллектуалов о "мокрецах": если в тоталитарной России самое могучее учреждение тайная политическая полиция, то для формирования новых людей, свободных и хорошо образованных, надо искать покровителей из тайных политических генералов. Выходит, разумеется, всё тот же автомат системы Калашникова, ИФЛИ, Вышка и т.п. На выходе не свободные интеллектуалы, а жуликоватые понтовщики.
Американский исследователь даже и не подозревает о роли тайной политической полиции в опыте "коммун".
Если же оставить ЧК за бортом.
В коммуне Фланегана даже пижамы у всех воспитанников были разные. Совершенно сознательно.
В коммуне Макаренко даже некоторые воспитатели ходили в общей для воспитанников форме, каковой были синие трусы и футболка. У девочек - юбки. Одинаковые. Абсолютно одинаковые, из принципа. Впрочем, и без принципа "не высовывайся" формы были одинаковые - просто дешевле выходило оптом покупать.
В коммуне Макаренко воспитанникам было лучше, чем на "воле". Это отмечали многие иностранные посетители - и при посещении Угрешского лагеря. Особенно поражали площадки для тенниса, игры на Западе аристократической. Впрочем, и карьеры у воспитанников были выстроены лучше. Именно поэтому отсюда не бежали. Вокруг был голод. И победные рапорты. И рабский труд.
В коммуне Фланегана воспитанникам было не то, чтобы "плохо", но они понимали, что лучше быть в настоящей семье, лучше самостоятельно прокладывать себе дорогу и т.п. Снаружи был мир разнообразный, и мир Первой мировой, и мир Великой Депрессии, но в этом мире была и свобода, и счастье, и возможности. Это был настоящий мир, а не казарма, и жизнь в коммуне не была казармой, а готовила к настоящему миру.
На этом и по сей день стоит российская жизнь. Создать оазис и в него собрать людей, пугая их тем, что могут выгнать на мороз. Создать оазис при этом проще всего, уничтожая растительность вокруг. Не делая лучше у себя, а делая хуже о других. Поэтому и не допускают свободной экономики - лишатся контроля за опустыниванием. Если же создать оазис не удастся, то можно имитировать оазис - на этом стоит пропаганда, изображающая весь мир, кроме России, мрачным и опасным местом.
Фланеган ставил своей целью распределить воспитанников по семьям. Семья лучше коммуны! И цели этой обычно добивался.
Макаренко ненавидел семью, боялся семьи и писал об этом многократно. Семья-де мещанство, семья разлагает, семья учит эгоизму.
У Фланегана воспитанники по своему выбору ходили в протестантскую или католическую часовню, была выстроена и синагога.
Про российские коммуны говорить нечего. Там не только религии, там - как и в стране - даже малейшие отклонения от передовицы "Правды", заменившей Библию, не допускались.
И, наконец, последнее по месту, но не по значению.
У Фланегана каждый воспитанник имел свой счёт в банке, куда поступали деньги за его работу - работа была и в этой коммуне, хоть и не такая, как в России, где это были реальные фабрики.
Макаренко лишь мечтал, чтобы воспитанники получали деньги за свой труд, но даже не пытался это организовать - понимал, что не разрешат.
Как даже до сего дня - не знаю, кстати, как нынче в Украине - в России человек не получает зарплату целиком, чтобы самостоятельно заплатить налоги, а ему выдают уже остаток от заработка, удерживая налог. В общем, это скорее натуральное хозяйство. Для "населения", конечно, не для "хозяев жизни", которые суть вообще-то повелители смерти. Кощеево царство-то.
(Деньги стали в некоторых детдомах воспитанникам в двадцать первом веке давать. У Маши были. Заработала в детдоме. Тратить их можно было только под контролем воспитателя. И только на богоугодное. Иконку можно было купить. Больше вариантов не было. Дети возненавидели церковь, судя по их рассказам, всерьез. Гале не давали и этого, - прим. ред.)
