Ключевский: "Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу". Эта фраза из речи о Соловьёве кочует по сборникам афоризмов без контекста. За ней, однако, идёт фраза намного более интересная, с ехидной бранью в адрес чекистов. Какие чекисты в 1904 году? Ну, прото-чекисты. Ленин же не создал нового ничего, Ленин - самогонный аппарат, превративший самодержавие в тоталитаризм. Исходный материал до Ленина весь был.
Ключевский ехиден вынужденно, цензура же. Он посмел вступиться за тех, кто критиковал "противозаконные, но обычные околичности". Ключевое слово - "противозаконные".
И что делали с теми, кто вытаскивал "противозаконные, но обычное" за ушко на солнышко люди "консервативной пугливости"? "Испуганно обращались по принадлежности". Какая "принадлежность"? Что за "принадлежность"? А в чеку - в тайную политическую полицию, которую из-за цензуры Ключевский не мог назвать прямо.
И что делала прото-чека? Предотвращала опасность "соответственным испугу градусом восточной долготы".
Роскошное обозначение каторги и ссылки, Макар отдыхает. Надо заметить, что речь памяти Соловьёва хорошо известна, но это место почти целиком взято из более ранней лекции Ключевского "Русская историография 1861-1893 гг." В этой лекции есть мысль, в речь не попавшая, а мысль важная:
"Отвращение к труду, воспитанное крепостным правом в дворянстве и крестьянстве, надобно поставить в ряду важнейших факторов нашей новейшей истории".
"Отвращение к труду"! Сатанинская проницательность. Отвращение только к подневольному труду? Конечно, но раз выработанное, это отвращение переносится на любой труд и уже не может быть превращено в энтузиазм. Нельзя избирательно кастрировать душу.
В этом объяснение феномена 1917-1920-х годов, он же феномен 1990-х годов, когда полученная свобода была использована не для труда, а для хищничества. Конечно, взрослые люди - сами виноваты, но виноваты и те взрослые люди, кто искалечил целую страну, приняв на себя власть неволить. К тому же свобода - как после 1861 года, так и после 1917 года, и после 1991 года - была лицемерная, неполная, крошкой со стола, а за столом по-прежнему пировала "элита".
При этом Ключевский оставался внутри парадигмы "безопасности". В этом кошмар. Как и Соловьёв, он был твёрдый "государственник". Пётр для него оставался великим. Но Пётр был Первый Сталин и ещё немножечко Горбачёв. Дешёвка, имитация, демагогия. Дозированное прокапывание европейскостью и безграничный милитаризм. Ключевский целиком в парадигме "мы жили спокойно на Дунае, но немцы нас выгнали, и с тех пор мы защищаем свою безопасность от всех вокруг". Только государство может обезопасить человека. Что именно эта аксиома порождает так ненавистное ему самодурство и рабство, он не сознавал.