Небольшая иллюстрация к тому, что я написал в предыдущем тексте о нации. Замечательный мемуар Евгения Наконечного (1931-2006) о жизни в Львове накануне и во время Второй мировой войны. Понятно, что о погроме в 1939 году 8-летний мальчик ничего конкретного не пишет, там он вспоминает чужие воспоминания. Его собственных ярких воспоминаний - три, и они потрясают.
Один - о том, как мама послала его в гетто отнести еду друзьям-евреям. Гетто было пустынно. Он попал в вымерший город. Ни души. Только дома. Вошёл в нужный дом - и увидел толпу людей. Измождённые, тихие, сидящие плотной толпой на лестницах, боящиеся шелохнуться.
Второй - о том, как осенью 1941 года к ним в квартиру постучался Зигмунд Дегенштик, еврей, когда-то зажиточный буржуа, владелец типографии, где работал отец Наконечного, теперь - измождённый бродяга. Его пустили - родители Наконечного были настоящие люди, благодарные, благородные. Он попросил поесть. Были только шкварки. Дегенштик махнул рукой и стал есть.
"Не желаю умирать голодным. Сегодня вечером или самое дальше завтра утром меня застрелят немцы".
Отец Наконечного сказал было, что надо спрятаться. Все обвели взглядом крошечную комнату. Дегенштик ответил: «Спрятаться можно только в глухих деревнях, где нет немцев. Но на это нужны деньги, которых я не имею, нужны соответствующие деревенские знакомства, которых я тоже не имею. Безнадежно!»
Ушёл и был расстрелян. Оставил другу орден "Виртути милитари" (Вероника Долина), который тот после войны отвёз в Варшаву, в какой-то музей.
Третий эпизод самый страшный. Летом 1942 года во дворе подросток - 11 лет уже - видит Асю Валах, подружку по довоенным играм. Даже не подружку - практически сестру. Девочка в темнокоричневом платьице и сандалиях рассказывает... Она сумела убежать во время массового расстрела...
«Там, — коснувшись моей руки и смотря прямо перед собой, рассказывала Ася, — выкопан глубокий и широкий ров. Через него проложена доска. Евреям велят полностью раздеться и сбросить вещи в кучу. Затем их ставят в очередь и загоняют на доску. Недалеко сидит немец с «машингвертом» (пулеметом), попивает водку, а когда на доску загонят человек десять, стреляет очередью в затылки. Завалят трупами часть рва — доску переставят дальше. Главное — стоять ровно, чтобы попал в затылок или сердце. Раненые очень мучаются. Их могут добить или нет. Младенцев кидают в яму живыми. Знаешь, я боюсь, чтобы пули не прошли по мне слишком высоко, я ведь еще не выросла, — Ацька повернула бескровное лицо и внимательно посмотрела мне в глаза. ... Вместо искрометных, насмешливых, знакомых темных глаз двенадцатилетней еврейской девочки на меня строго смотрели чужие глаза старого, пережившего человека, который знает что-то невысказано-таинственное, что я не в силе понять. Снова, глядя прямо перед собой, таким-же не присущим ей безэмоциональным голосом».
Ася ещё не стояла на доске, только смотрела. Убивали много, их оставили на ночь, она убежала. Но это - не самое страшное. Страшно, что она понимала, что бежать ей некуда, что придётся пойти на ту доску, на которой уже расстреляли её маму и сестёр.
Девочка закричала на весь квартал: "Спаси меня!" Потом замолчала. Потом застонала, стала раскачиваться. Тут пришёл её отец - ему пока сохранили жизнь, он был портной, шил немцам форму, его расстреляли позже. «Кум а гер. Гей а гейм. Ту дорст сих окруэн», - сказал он дочери. На следующее утро портной рассказал, что немцы приходили и вновь забрали дочку. Больше она не вернулась.
«Разговор с Асей я запомнил и восстанавливаю слово в слово. Не сумел разве что передать сохраненные в памяти детали. Например, ее измененную манеру двигаться, бледный цвет лица с отпечатком близкой смерти, запах керосина, который шел от ее волос (так она избавлялась от паразитов). Не смог передать как следует неземное мудрое выражение глаз, заторможенную, бесцветную речь и крик — мольбу юного существа о помощи, которая по сегодняшний день отбивается болью в моем сердце».
Не прошу извинения за "большую" цитату. Всё остальное в книге не слишком интересно, быт, восторженно о Шептицком, игры, голод...
А вокруг этих трёх эпизодов - сотни страниц, на которых автор объясняет, что украинцы никогда, никогда, никогда не устраивали еврейских погромов. Если какие-то евреи погибли, то от рук люмпенов, полууголовных элементов, в общем - "ненастоящих" украинцев. Ещё автор объясняет, что немцы науськивали на евреев, чтобы отвлечь украинцев от главного врага: «Московский империализм, который ставил и поныне ставит своей целью путем уничтожения, депортации, лингвоцида и ассимиляции ликвидировать украинский народ».
Заметим словцо "лингвоцид". Русификация - в которой нет ничего хорошего - приравнивается к убийству. Но это абсолютно недопустимое, ложное уравнение. Это уже подводит к мифу о том, что Освенцим - это геноцид, но Российский империализм - тоже геноцид.
Матрёшка ненависти. Главный враг - московский империализм, поменьше - поляки, ещё поменьше - немцы. Наконечный описывает, как возмущался "обычный" немец, солдат верхмата, истреблением евреев - он не знал, он воевал под Сталинградом, виноваты же "чёрные" - эсесовцы. Украинец воспроизводит тезис, которым оправдывались немцы в 1940-е годы, да и позже.
В этой матрёшке ненависти теряется Ася Валах, доска, на которую ей предстояло идти на следующий день, её страх перед тем, что она маленькая, пуля в неё не попадёт, ей придётся умирать часами среди трупов.
Моей внучке сейчас столько, сколько Асе Валах. Может с ней такое случиться? Конечно! Потому что мир продолжает состоять из людей, которые смотрят "вообще". Народ. Нация. Мой народ угнетают. У каждого народа должна быть своя ниша. Не надо нарушать границ. Народ хороший, только есть опустившиеся люмпены, "выродки, одурманенные антисемитизмом" (Наконечный)... Вот они и виноваты!
Неправда! Виновата сама идея обособления. Сама идея "нации", "этноса", "украинского государства, "литовского государства", "польского государства", "еврейского государства", "арабского государства", "чешского государства". О русских не говорю - противно. Вот почему Ангела Меркель - хорошо, а Качиньски нет.
Матрёшка многослойная... Люди цепляются - хорошо, нация плохо, но народ-то, народ - это же хорошо?! Ну что плохого в народе? А то плохо, что опять будет Ася Валах сидеть со стеклянным взглядом, вот и всё. Всегда найдётся причина какую-то девочку отправить на смерть во имя своего народа, нации, этноса...
Подчеркну ещё раз: Петр Наконечный, отец мемуариста, и его мать - настоящие люди. Не настоящие украинцы, а настоящие люди. Ненавижу выражение "праведники мира", оно ведь высокомерно-позорное - мол, есть святые, это мы, избранники Божии, а есть хорошие язычники, "праведники мира" - ну, хороший язычник тот, кто нас спасает. Нас, не каких-нибудь там папуасов или индейцев. Пётр Наконечный несколько раз рисковал жизнью, спасая евреев.
Однако, героизм всегда - последствие греха. Не надо доводить до героизма. Не надо выстраивать пирамиду национального - она, а не какие-то выродки есть причина Катастрофы с большой буквы и множества средних и маленьких, повседневных катастроф. Какие бы ни были враги! Какие бы империи ни наступали!! Утверждать свою свободу и человечность надо не за счёт обособления, иначе потом придёт Бог и попросит шкварок и ночлега, и шкварки найдутся, а спрятать - ну, негде...