Еще один раз мы всерьез поссорились, когда она в пылу какого-то спора назвала меня фашистом. Время было уже позднее. «У меня два брата отца на войне погибли, - произнес я, - про 6 миллионов уничтоженных евреев я говорить не буду. Сейчас первый час. Оставайся. Но утром сделай так, чтобы тебя больше здесь не было». Ушел на работу, не поцеловав ее, как делал это обычно, а когда вернулся – комната была пуста. На этот раз она появилась спустя неделю. Снова постучала в окошко. Вошла радостная, раскрасневшаяся с мороза. Все это время она жила у своей тетки. От нее привезла длиннющую шубу натурального меха. Низ шубы требовал серьезного ремонта. Собаки его драли что ли?
В день своего возвращения Юля сказала мне:
- Я упырь. Как только надоем – гони меня. Я сама понимаю, что подчас меня не возможно терпеть.
Все мои объяснения, что это далеко не так, что никакой она не упырь ни к чему не привели.
Шальные деньги свалились на меня в конце февраля. Я запил. Всерьез. На месяц. Вначале пил красное получше. Потом портвейн похуже. К концу месяца каждое утро начиналось с похода за бутылкой. Благо магазин – рядом. Первая рюмка вызывала лишь рвоту. Как правило, вторая тоже. «Приживалась» лишь третья. Квартплата была просрочена дней на 10. Я и раньше иногда бывало платил с опозданием. Никаких особых нареканий квартирохозяйки это не вызывало. А тут она ко всему прочему решила повысить размер оплаты за «апартаменты». Денег уже, конечно же, не было. Квартирохозяйка заявилась со своим «хахалем». Тот вошел в комнату без стука, но зато с вопросом: «Клопы, блохи, тараканы есть?» Сидевший у в гостях мой коллега Николай немедленно среагировал: «Да сам ты таракан!» (Хахаль был при усах.) Короче съехать нам было предложено в течение трех дней. Николай предложил пожить у него. Он снимал комнату в доме напротив. А на следующий день Юля исчезла. Сумки с барахлом я перетаскивал вместе с Колей. Пожить у Николая оказалось невозможно. Его квартирохозяин возражал категорически.
Меня на месяц приютила давняя знакомая. С ней раньше были очень не плохие отношения. К тому времени ее с двумя детьми бросил муж, и всяческая помощь была ей совсем не бесполезна. Через неделю после Юлиного исчезновения утром в раздевалке Коля сказал: «Вчера твоя приходила, а я даже твоего теперешнего телефона не знаю. Я сказал ей, чтобы встречала тебя на проходной после смены». Но Юля так там и не появилась. Ни разу. Позже она объясняла: «Не хотела навязываться».
Потом я довольно часто вспоминал Юльку. Но где и как ее искать? Да и надо ли?
Не смотря на жизнь в одной комнате, отношения со старой знакомой оставались исключительно платоническими. К тому же я частенько выпивал. В конце концов, месяца через три месяца меня «попросили».
Как-то в начале октября я забирал от нее свои вещи. Несмотря на весьма поздний час, мне указали на дверь. Я вычислил кратчайший путь с Петроградки до Московского вокзала. Там я надеялся заночевать. Пошел средним темпом с увесистой и объемстой сумкой на плече сквозь сырую петербургскую ночь. Перешел Троицкий мост, срезал угол на Марсовом поле, по Фонтанке, потом на Литейный. Повернул с Литейного на Невский. Прошел метров 200. И вдруг! Навстречу Юля! Юлия Владимировна!! Юлия Владимировна!!!
Мы обнялись.
Она почему-то сказала: «У меня есть 15 рублей». Мы пошли в круглосуточную аптеку. Там я купил 100 граммов спирта, и прихлебывал из бутылочки весь вечер. Точнее ночь.
Юля одета была далеко не по сезону. Во время первого перекура (курил только я) на Манежной площади я напялил на нее одну из своих курток. Потом мы сидели, разговаривали в работавшей всю ночь булочной-кафе на углу Невского и Литейного. Выяснилось, что тогда, в конце марта ее насильно затолкал в автомобиль и несколько дней удерживал в квартире братик бывшего «мужа». Потом ей удалось сбежать. Снова без документов. Юля рассказала, что пару месяцев прожила в Москве, потом у одного знакомого в Токсово. Потом в заброшенной армейской палатке в лесу. К людям она выходила лишь днем. Без паспорта ее взяли на работу мойщицей стеклотары. Правда, платили каждый день, но этих денег хватало лишь на хлеб. Только когда мы вставали из-за столика то обратили внимание, что на фото чуть выше того места, где мы сидели, изображен вид на наш бывший дом в Песках, рядом с ПНК им Кирова.
Остаток ночи мы провели на Московском вокзале.
Вторую ночь мы тоже провели там же. Помнится, у меня было препоганое настроение. А какое еще может быть у БОМЖа практически без денег и совсем без документов. У БОМЖа ясно чувствующего свое бессилие, невозможность, не смотря на всё желание, и прилагаемые усилия что ни будь изменить. Подавленный, раздавленный, почти на грани отчаяния я сидел на жесткой лавке.
Юля всегда отличалась внимательностью и сочувствием к тому, кто был рядом с ней, заметила мое состояние, обняла меня за плечо и начала говорить… Непрошено, непроизвольно, из моих глаз потекли слезы. Это был один из самых важных разговоров в жизни. Будут еще другие важные, тоже с Юлей. Но об этом позже. Потом мы вместе пытались вспомнить, что именно она говорила. Но дословно воспроизвести содержание сказанного конечно не могли. Кажется суть слов моей Юльки (ведь я снова буквально вчера ее нашел, нашел в сущности не надеясь и не рассчитывая на это, а что она для меня значит я начал понимать только сейчас) сводилась к тому, что в нашем положении главное не потерять себя. Не махнуть на себя рукой. Иначе опустишься. Опустишься окончательно. И превратишься в бесполое животное, вовсе утратившее человеческий облик. Основная опасность при жизни без крыши над головой в том, что это может произойти очень быстро. По этому одно из основных правил, которых мы должны придерживаться, это чистоплотность. Никогда нельзя пренебрегать возможностью вымыть руки, лицо, простирнуть. Это надо делать в любом кафе, при каждом удобном случае. Ведь может случиться так, что другой вариант Бог весть, когда представиться. И еще одно очень важно – не потерять уважение или его остатки к себе. «Да мы остались без жилья. С нами это случилось. Но это может произойти с любым». Юлька, утрируя, говорила: «Все станут БОМЖами.» Ну и что, теперь надо удавиться и не жить? Нет. Не дождетесь. Ни в коем случае. В конце концов мы докажем себе и другим, городу и миру, что можем жить и так…»
О чем то важном мы еще говорили… Но, наверняка, самым главным был тот духовный, оптимистически спокойный эмоциональный заряд, который она передала мне той ночью. Недаром я потом спустя месяцы вспоминал этот разговор.
У меня тоже не было документов. Только «временное удостоверение личности». Такое в милиции выдают взамен потерянного паспорта. Ночевал я на вокзалах и подъездах потеплее. Но было немного денег, а новый паспорт уже лежал в Мурманской области в поселке Ревда на месте постоянной прописки, в полутора тысячах километрах к северу от Петербурга.
Оставалось найти недостающие финансы и ехать за орластым документом. Поисками денег я и занимался изо дня в день. В связи с этим Юля как-то сказала: «Я и не знала, что ты такой целеустремленный». В итоге деньги были одолжены. Мы обменялись электронными адресами и я поехал.
