Когда я ехал из Праги в Москву, из Москвы в Прагу ехал Иван Непомнящий, герой «болотного дела». Он эмигрировал, точнее даже, бежал от возможных репрессий. Вполне возможных! Власть Ленина и его преемников — удавья. Образ удава применил к ней Фазиль Искандер («Кролики и удавы»), и этот образ точнее солженицынского, что, впрочем, нетрудно. Жертва поглощается толчками. Осуществляет заглот на бездушная система (Солженицын), а живой организм.
Бегство Непомнящего не грех, но и не добродетель. Хочет человек жить нормально, то есть, в США — прекрасно. «От слов своих оправдаешься», а не от того, где живёшь. Но что говорит герой «болотного дела», пострадавший невинно — он вовсе не выступал против тоталитаризма и деспотизма, он «просто гулял», как и все герои Болота? Вот что он говорит, сравнивая Россию с огромной тюрьмой (сравнение впервые употребил Буковский, когда был насильно выслан из страны):
«Администрация у нас в тюрьме разговаривала намеками. Такие недомолвки: лучше заявление забрать, ты понимаешь сам, что будет. И всё, народ бледнеет: не трогайте нас, мы хотим досидеть спокойно, я заявление забираю. Непонятно, отчего он ломается при психологическом давлении: сам додумал ответ на эту фразу «понимаешь, что будет». А что будет? Ничего не будет. Нечего их бояться, они сами нас боятся. Они меня пугали, и я пытался не поддаваться на их психологические атаки, и они ничего не сделали».
Администрация тюрьмы разговаривает намёками, чтобы обезопаситься от наказания. По разным причинам, но достаточно регулярно тоталитаризм уничтожает или хотя бы наказывает собственных палачей. Но утверждать, что «они нас боятся», что «ничего не будет»... Можно это утверждать, только в Москве. Если человек в Праге по дороге в США — он этого утверждать не смеет. Он такими утверждениями только дискредитирует борьбу за свободу.
Есть чего бояться. Ленин и его преемники — убивают много, щедро. Сейчас они больше убивают в Сирии, но и в России тоже. 9 сентября — день память о.Александра Меня, убитого чекистским кланом. В подарок Путину, без особой нужды убили Немцова под окнами президентского кабинета на праздник спецслужб. Убивают, калечат, давят.
Страшно. Ну и что? Человек начинается не тогда, когда берёт палку, не тогда, когда бежит в более спокойные джунгли, а когда живёт со страхом, принимая страх как крест. Несёт его. Говорит о нём правду. Мне страшно с тех пор, как я приехал в мордовский концлагерь на свидание с отцом.
Мне было страшно, когда меня допрашивали гебешники — последний раз весной 1990 года, прямо в церкви Годунова в Больших Вязёмах, где я тогда был завмузеем. Гибель отца Александра Меня не уменьшила и не увеличила страх. Он при мне. Но стало меньше злости. Это важно. Злость — естественный для обезьяны, но противоестественный для человека спутник страха. Нормальное для человека поведение — плакать и молиться до кровавого пота. Но, кажется, только Бог способен на нормальное человеческое поведение — и ведёт Себя так в Иисусе Христе. Так ведь и сказано: «образ и подобие»!
Фотография крошечного распятия в витрине пражского антикварного магазина, снята 9 сентября, перед отъездом в Россию. Распятие это привлекло меня, помимо прочего, тем, что руки фигуры отсоединились от распятия, она словно летит. Я не понимаю, откуда взялось отражение фигуры со спины - возможно, это эффект от витринных стёкол.