leokondrat в Островки памяти. Поездка на фронт.В середине февраля 43-го года директор ГИПХа собрал на совещание начальников цехов, и лабораторий, пригласил и меня. Он сообщил, что мы шефствуем над одним воинским подразделением, и что от нас 23-го февраля туда поедет делегация поздравлять военных с праздником, днем Красной Армии, с подарками собственного производства. Интересных подарков собственного производства у нас не было. Но, все-таки поручили начальнику цеха Тасе Морено подготовить свои индивидуальные пакеты — они выпускали личные пакеты для офицерского состава, куда входили продукты гигиены, в том числе одеколон, что очень ценилось, особенно у молодых офицеров. Купили и повезли музыкальные инструменты. Предложили выбрать делегатов. В конце совещания, проходя мимо меня, директор буркнул: “Ты тоже поедешь”.
Мы получили подарки и выехали числа 20-го, или 19-го февраля поездом с финляндского вокзала до Белоострова. Там нас встречали представители части и на грузовике повезли несколько километров к границе наших войск, к передовой. Нас привезли в штаб, очень хорошо приняли, накормили обедом, дали выпить 100 грамм водки. Я боялась что опьянею, или случится что-нибудь еще худшее. Но ничего, не случилось, я даже не опьянела. Наша группа состояла из семи человек, ее поделили. Одну сотрудницу из лаборатории оставили при штабе, а остальных развезли по три человека по подразделениям. Привезли в подразделения, они находились в разных местах передовой, уже было темно, нас поместили в офицерскую землянку на двух человек, там жили капитан и лейтенант. Землянка была маленькая, справа и слева находилось по койке, а в середине располагалась печурка, такая же, как наши буржуйки, с той лишь разницей, что она топилась целый день с утра до ночи, и специальный солдат ее обслуживал, так что там было тепло. Нас там накормили ужином, который был таким же по количеству и по качеству, как обед. Снова дали сто грамм водки — я ее выпила, и почему-то со мной ничего не случилось, даже не заметила. Наверное, организм был настолько голодный, что это быстренько все усвоилось. В этот день больше ничего не произошло, мы сидели в землянке, офицеры рассказывали нам, как они прорывались через вражеское кольцо. Потом они ушли из землянки, а мы расположились на двух койках втроем. С одной стороны мне было тепло, а одежда другой половины примерзла к стене, так что пришлось ее отдирать и потом сушить. Утром нас повезли в часть. На самую границу. Привезли на передовую. Там жили в больших землянках, а их было несколько, бойцы. Спальные места были вплотную все в один ряд. Лежали бревна-кругляки а сверху на них еловые ветки. Это было ложе для спанья для двух десятков бойцов. Они считали, что это лучше чем в окопах. Приняли нас конечно тоже очень хорошо, повели к орудию — пушке, которая там стояла. Это был самый передний край, за ним шла ничья земля километр-два, а за ней уже стояла финская армия, то есть немецкая армия, состоящая из финнов. Нас повели на смотровую вышку, там была подзорная труба, из которой видна финская территория. По дороге ехал на телеге местный крестьянин. Наши хозяева решили показать меткость своей стрельбы. Я попросила, чтобы они не стреляли, но они меня не послушали и предложили мне дернуть шнур. Я отказалась и только бормотала, — “Не надо стрелять”. Но они выстрелили, к счастью, не попали. Снаряд разорвался где-то близко от цели, лошадь встала на дыбы, а хозяин остался цел, чем я была довольна. Я не помню в тот же день или на следующий нам представили самодеятельность, солдаты-артисты плясали, прилично пели, там был один молодой офицер, потом он стал известным певцом, я сейчас его фамилию не помню. Да, я не сказала, что кругом лежал чистый снег, был чудесный воздух, было совершенно тихо, мы даже к такой тишине не привыкли. Прошел еще один день, мы вручили подарки, поменялись адресами. Они нам вручили подарки — продукты, хлеб. Хлеб этот мы распределили между подростками — круглыми сиротами, когда вернулись в ГИПХ. Таких у нас оказалось семь человек, и мы им отдали по полбуханки хлеба. Когда мы приехали в Ленинград, и вышли из вагона на Финляндском вокзале, то в городе была тревога. Мы не стали дожидаться ее окончания, и пошли в ГИПХ пешком. Дошли до проспекта Максима Горького, тревога еще продолжалась, и мы шли, буквально, по разбитому стеклу. Очень многие окна были выбиты и лежали на дороге. Когда мы подошли к мостику, соединяющему проспект Добролюбова с ГИПХом, то увидели в середине этого мостика дыру, он был прострелен. Немного разрушена была и проходная. Оказывается, был обстрел — ранило вахтера и разорвались еще 2 снаряда — один в комнате, которая была помещением профкома. Председатель профсоюза или месткома был тоже неосвобожденный, как и я. И в этой комнате стоял небольшой, письменный столик, где хранились комсомольские дела. У комитета комсомола не было отдельной комнаты, мы проводили короткие совещания, когда нужно было собрать немного людей, заседали за этим столом. Снаряд пробил крышу и потолок и разорвался в комнате. Стол был разбит в лепешку. На нем лежала штукатурка, все дела были перемешаны со штукатуркой. Но никто не пострадал, потому что обстрел был в семь утра. Так мы приехали из спокойного переднего края в обстрелянный город Ленинград. Потом офицеры части приезжали на один - два дня в Ленинград, приехал и хозяин землянки, в которой мы ночевали. Мы их принимали, показывали город, ходили в кино, помню, шел фильм “Актриса” Я за их прием отдала им свою комнату, а сама ушла спать к соседке. Некоторые девушки потом переписывались с бойцами.
Мы получили подарки и выехали числа 20-го, или 19-го февраля поездом с финляндского вокзала до Белоострова. Там нас встречали представители части и на грузовике повезли несколько километров к границе наших войск, к передовой. Нас привезли в штаб, очень хорошо приняли, накормили обедом, дали выпить 100 грамм водки. Я боялась что опьянею, или случится что-нибудь еще худшее. Но ничего, не случилось, я даже не опьянела. Наша группа состояла из семи человек, ее поделили. Одну сотрудницу из лаборатории оставили при штабе, а остальных развезли по три человека по подразделениям. Привезли в подразделения, они находились в разных местах передовой, уже было темно, нас поместили в офицерскую землянку на двух человек, там жили капитан и лейтенант. Землянка была маленькая, справа и слева находилось по койке, а в середине располагалась печурка, такая же, как наши буржуйки, с той лишь разницей, что она топилась целый день с утра до ночи, и специальный солдат ее обслуживал, так что там было тепло. Нас там накормили ужином, который был таким же по количеству и по качеству, как обед. Снова дали сто грамм водки — я ее выпила, и почему-то со мной ничего не случилось, даже не заметила. Наверное, организм был настолько голодный, что это быстренько все усвоилось. В этот день больше ничего не произошло, мы сидели в землянке, офицеры рассказывали нам, как они прорывались через вражеское кольцо. Потом они ушли из землянки, а мы расположились на двух койках втроем. С одной стороны мне было тепло, а одежда другой половины примерзла к стене, так что пришлось ее отдирать и потом сушить. Утром нас повезли в часть. На самую границу. Привезли на передовую. Там жили в больших землянках, а их было несколько, бойцы. Спальные места были вплотную все в один ряд. Лежали бревна-кругляки а сверху на них еловые ветки. Это было ложе для спанья для двух десятков бойцов. Они считали, что это лучше чем в окопах. Приняли нас конечно тоже очень хорошо, повели к орудию — пушке, которая там стояла. Это был самый передний край, за ним шла ничья земля километр-два, а за ней уже стояла финская армия, то есть немецкая армия, состоящая из финнов. Нас повели на смотровую вышку, там была подзорная труба, из которой видна финская территория. По дороге ехал на телеге местный крестьянин. Наши хозяева решили показать меткость своей стрельбы. Я попросила, чтобы они не стреляли, но они меня не послушали и предложили мне дернуть шнур. Я отказалась и только бормотала, — “Не надо стрелять”. Но они выстрелили, к счастью, не попали. Снаряд разорвался где-то близко от цели, лошадь встала на дыбы, а хозяин остался цел, чем я была довольна. Я не помню в тот же день или на следующий нам представили самодеятельность, солдаты-артисты плясали, прилично пели, там был один молодой офицер, потом он стал известным певцом, я сейчас его фамилию не помню. Да, я не сказала, что кругом лежал чистый снег, был чудесный воздух, было совершенно тихо, мы даже к такой тишине не привыкли. Прошел еще один день, мы вручили подарки, поменялись адресами. Они нам вручили подарки — продукты, хлеб. Хлеб этот мы распределили между подростками — круглыми сиротами, когда вернулись в ГИПХ. Таких у нас оказалось семь человек, и мы им отдали по полбуханки хлеба. Когда мы приехали в Ленинград, и вышли из вагона на Финляндском вокзале, то в городе была тревога. Мы не стали дожидаться ее окончания, и пошли в ГИПХ пешком. Дошли до проспекта Максима Горького, тревога еще продолжалась, и мы шли, буквально, по разбитому стеклу. Очень многие окна были выбиты и лежали на дороге. Когда мы подошли к мостику, соединяющему проспект Добролюбова с ГИПХом, то увидели в середине этого мостика дыру, он был прострелен. Немного разрушена была и проходная. Оказывается, был обстрел — ранило вахтера и разорвались еще 2 снаряда — один в комнате, которая была помещением профкома. Председатель профсоюза или месткома был тоже неосвобожденный, как и я. И в этой комнате стоял небольшой, письменный столик, где хранились комсомольские дела. У комитета комсомола не было отдельной комнаты, мы проводили короткие совещания, когда нужно было собрать немного людей, заседали за этим столом. Снаряд пробил крышу и потолок и разорвался в комнате. Стол был разбит в лепешку. На нем лежала штукатурка, все дела были перемешаны со штукатуркой. Но никто не пострадал, потому что обстрел был в семь утра. Так мы приехали из спокойного переднего края в обстрелянный город Ленинград. Потом офицеры части приезжали на один - два дня в Ленинград, приехал и хозяин землянки, в которой мы ночевали. Мы их принимали, показывали город, ходили в кино, помню, шел фильм “Актриса” Я за их прием отдала им свою комнату, а сама ушла спать к соседке. Некоторые девушки потом переписывались с бойцами.